Самоходная мина Уайтхеда, которую в некоторых странах именуют непонятным словом «Торпедо», бьет корабль под дых, если сравнивать морской бой с кулачным. Она врезается в борт у ватерлинии ниже брони и проламывает его. Многослойная сталь, угольные тендеры по бортам и другие конструкторские хитрости не могут уберечь броненосец от повреждений. Мощный взрыв убивает или оглушает людей, осколки борта сокрушают внутренности, как картечь. Пробитый отсек быстро набирает воду, корпус дает крен. Вырванные от удара заклепки соседних секций обшивки означают поступление воды в другие части корабля.
Кулачный боец держит сильные удары в голову, встряхивает ею и снова машет кулаками. От тычка в «солнышко» складывается пополам. Эскадренные броненосцы выдерживают двадцать и более попаданий крупным калибром, не выходя из боя. Единственная мина гораздо страшнее, чем долгий артиллерийский обстрел.
На земле князь помог выбраться раненым, когда механик крикнул:
— Гляньте, отчего мотор стал!
У мотогондолы, пробив передний лонжерон крыла и, скорей всего, трубопровод, торчал кусок корабельной радиоантенны.
В течение четверти часа на аэродром прилетели, приползли и доковыляли на честном слове еще двадцать семь машин разной степени избитости. Вернулись на базу двенадцать гидросамолетов, и к вечеру три, подлатавших неисправности на плаву. Кого-то из военлетов выловили из воды русские вспомогательные корабли, сбежавшие от японцев в сторону Циндао. Выдающееся авиационное соединение, обеспечившее русской армии победу в войне, минимум на неделю оказалось полностью небоеспособным. Погиб цвет русской миноносной авиации.
Японцы под шумок попытались отправить десант на Сахалин, попав на свою беду в поле зрения разведчика Владивостокского авиаотряда «Морских Витязей». Десантная операция превратилась в спасательную, причем часть судов, переполненных подобранными с менее удачливых посудин, добровольно сдалась в плен. Авиаторы потеряли лишь две машины.
На этом активные действия кончились. Англия бросилась на защиту Японии, не дав добить остатки ее армии в Корее. Репарации по мирному договору погасили большую часть внешнего долга.
Рождественский приписал себе потопленные авиацией корабли, пытаясь этим прикрыть позор, что до Порт-Артура добралась едва ли треть 2-й Тихоокеанской эскадры. Его, естественно, поддержал великий князь Алексей Александрович, примазываясь к победе в японской войне.
Когда Александр Михайлович узнал, что император высочайше навесил Андрея Первозванного не только ему и сомнительному герою Линевичу, но и генерал-адмиральскому ничтожеству, то публично отказался носить орден. Никки расстроился, попенял зятю за неуважение и принялся дальше править державой, насколько у него это выходило.
— Александр! Вы окончательно с ума сошли! Извольте объяснить немедленно свой демарш!
Помазанник Божий рвал и метал. Да, племянник, если бы ты столько злости выливал на врагов России, за пределами империи уже б и народу не осталось, думал генерал-командор ВВС, от скуки разглядывая золоченую лепнину царского кабинета на потолке.
Причиной монаршьего гнева явилась пачка фотографий и пояснительных диаграмм, которые якобы случайно попались кайзеровской разведке после злосчастного выстрела в Сараево. Из них даже неспециалисту было ясно, что в окружении хорошо укрепленного армейского корпуса живет себе на западе Королевства Польского еще один корпус, на этот раз авиационный. Ровными рядами красовались «Витязи» третьего поколения с двухтонными бочками под брюхом, а на карте Германии и Восточной Пруссии аккуратными кружками и стрелками были разрисованы боевые радиусы действия и стрелки заранее рассчитанных маршрутов.
— Кайзер в бешенстве! — продолжал распрягаться император. — Он в любую минуту готов объявить войну и требует прекращения мобилизации. А вы со своими идиотскими угрозами. Да у них самая мощная ПВО в городах, пять сотен отличных истребителей. Вы никуда не довезете свои отравляющие вещества!
Дождавшись, когда организм государя утомится изрыгать вопли, князь спокойно заметил:
— Их летчики не умеют летать по ночам, а могучая ПВО — стрелять. Щелчок пальцами — и одним прекрасным утром Германия не проснется.
Император от неожиданности на миг утратил полемический запал.
— Одумайся, Александр! Ты собираешься варварски истребить всю немецкую нацию?
— Возможно, я перестарался. Для примера хватит Берлина. И даже простой угрозы газовой атаки.
Николай подошел вплотную к родственнику и попытался грозно глянуть. Получилось неубедительно.
— Кайзер — мой кузен. Мы сами, в конце концов, германцы. Как ты можешь?
— Знаешь, Никки, я — русский, и мне плевать, какой нации мои родители.
Император махнул руками. Мол — ты безнадежен.
— Вильгельм знает, что он у меня на ладони. Хлопок — и только улицы от трупов очистить. Это знает их генералитет. Потому немцы и бесятся. Один ты пребываешь в неведении.
— Ты решительно невозможен. Я десятилетиями строю альянсы, балансирую между врагами и друзьями России. А ты, как татарин какой-то. Саблей раз — и все порушил.
— Тем, что перепугал немцев до коликов? Никки, одумайся. У тебя развязаны руки, делай с Австро-Венгрией что хочешь. Кайзер пусть развлекается с Францией и Англией. Без Австро-Венгрии он и полугода не сдюжит. Или я не прав?
Николай сел за стол и принял строгую позу.
— Как вы все меня утомили. Каждый знает, как управлять Россией лучше меня. Не понимаешь, как это сложно. Ты, небось, откажешься на себя такую ношу взвалить.